Вибрані твори: Алексей Скворцов - Гербарий – основа систематической и географической ботаники

Пропоную Вашій увазі досить маловідому статтю Олексія Костянтиновича Скворцова (1920-2008) - видатного російського ботаніка-систематика, автора книги "Гербарий. Руководство по методике и технике" (1977).

Алексей Скворцов – Гербарий – основа систематической и географической ботаники

(опубліковано у журналі "Природа", 1973 р., № 9, сс. 2-9)

Гербарий – одно из самых старых орудий биологии. По мере роста и развития древа биологических наук, появления новых отраслей и новых средств исследования значение гербария стало менее заметным, равно как и значение старейших ботанических дисциплин, тесно связанных с гербарием – морфологии, систематики, географии растений. За разросшейся кроной стал мало заметен тот ствол, из которого эта крона выросла. Однако значение этого ствола в общей системе биологических наук не утратилось. Наоборот, сейчас, когда задача сохранения и разумного использования живых ресурсов биосферы становится одной из важнейших задач человечества, естественно и необходимо должно возрасти и внимание к таким отраслям биологии, которые изучают состав живого мира и его распределение по лику Земли. В настоящей статье кратко обрисованы призванные участвовать в решении этой общей задачи старейшие, но не стареющие орудия науки – гербарии.

Из истории гербариев

Первые гербарии возникли вместе с рождением ботаники как науки во второй четверти ХVI в. До той поры ученые Европы довольствовались пересказом, комментированием и компилированием тех знаний о растениях, которые содержались у античных авторов – главным образом Теофраста, Диоскорида и Плиния Старшего – с добавлением сведений, полученных от арабов, а также разных фантастических домыслов. Все это, не исключая и рисунков в средневековых книгах, подавалось без сверки с натурой, без изучения самих растений. В 1530–40-х гг. наступает крутой перелом. Появляются книги, в которых растению изображены с натуры и изображены настолько хорошо, что легко опознаются и теперь. Мы воспроизводим два рисунка из наиболее ранних трудов, которые можно считать провозвестниками научной ботаники – книг Брунфельса и Фукса. На рисунке Брунфельса, в котором мы без труда узнаем лилию-саранку (Lilium martagon L.), совершенно правильно изображены и черепичатое строение луковицы, и специфическое месторасположение, и жилкование листьев, и цветки с характерно отгибающимися долями околоцветника, выдающимися крупными пыльниками и явственно различимым столбиком; несмотря на то что значение тычинок и столбика в те времена было еще совершенно неизвестно, изображены они очень точно. Благодаря появлению этих книг, а затем и ряда других подобных, задача различения и распознавания растений начинает становиться на твердую и надежную почву. Той же цели надежного опознавания растений служили и первые гербарии. Наиболее ранние гербарии, которые дошли до нас или о которых сохранились достоверные документальные сведения, появились в промежутке между 1540 и 1550 гг. Это гербарии итальянца М. Мерини, испанца А. Лагуны, англичан Дж. Фальконера и В. Турнера.

Первые гербарии были небольшие по числу видов и по формату и служили своего рода портативными справочниками, пособиями при определении растений. Но уже итальянец Улиссо Альдрованди (1522–1605), начав собирать гербарий в 1553–1554 гг., к концу жизни смог собрать более 5 тыс. образцов, которые сохранились и поныне. Кроме большого гербария, Альдрованди за свою долгую жизнь создал целый естественноисторический музей – первый такой музей в новой истории – и завещал этот музей городу Болонье. 1560-ми годами датируют также сохранившийся поныне гербарий А. Чезальпино, первого ботаника, пытавшегося создать естественную систему растений. Число гербариев, дошедших до нас от конца ХVI в., довольно значительно. В частности, один такой небольшой гербарий, собранный в Италии Д. Хейлом (D. Heyl), хранится в Московском университете.

 Пока знание морфологии растений и умение различать детали в их строении находились в зачаточном состоянии, хрупкий, часто побуревший или деформированный гербарный образец не имел особых преимуществ перед хорошим рисунком в книге. Однако очень скоро, по мере развития знаний, ботаники начинают понимать преимущества гербария перед любыми описаниями и рисунками. Из заменителя иллюстрированной книги гербарий становится главной основой изучения растений. «Гербарий важнее любого изображения и необходим каждому ботанику», – резюмировал К. Линней («Философия ботаники», § 11, 1751). Соответственно меняется и внешняя форма гербариев: если поначалу растения наклеивались на листы, переплетенные в книгу, то в дальнейшем начинают делать каждый гербарный лист свободным, что сильно облегчает все виды работы с ним. Одновременно все более усиливается практика пополнения гербариев эа счет сборов не только владельца, но и многих других коллекторов. Уже Каспар Баухин, автор одной из важнейших долиннеевских сводок по мировой флоре (С. Bauhin, Pinax theatri botanici, 1623) имел в своем гербарии образцы, полученные не менее чем от 40 коллекторов.

По мере того как увеличивались объемы гербариев и возрастало число работающих с гербариями ботаников, а сама работа их приобретала все более взаимосвязанный, коллективный и преемственный характер, гербарии из личной собственности исследователей переходили в собственность государственную или общественную, становясь основой ботанических научных учреждений. Так возникли важнейшие из ныне существующих гербариев: в 1636 г. – Музея естественной истории в Париже (первоначально «Кабинет» и «сад короля»), в 1753 г. – Британского музея в Лондоне и Естественноисторического музея в Вене, в 1758 г. – Естественноисторического музея в Стокгольме, в 1780 г. – Московского университета, в 1815 г. – Ботанического музея в Далеме (ныне Западный Берлин), в 1823 г. – Ботанического сада (ныне института) в Ленинграде, в 1853 г. – Королевского ботанического сада в Кью близ Лондона, в 1864 г. – Гарвардского университета в Кембридже (США), в 1868 г. – Смитсоновского института (Национальный гербарий) в Вашингтоне, в 1891 г. – Нью-Йоркского ботанического сада и т.д. Но, разумеется, с образованием крупных государственных гербариев значение энергии и инициативы отдельных ученых для дальнейшего развития старых гербариев или для создания новых отнюдь не утратилось. Например, хотя небольшая Дания уже давно имеет обширный первоклассный (сейчас около 2 млн образцов) гербарий в Копенгагене, молодой энергичный профессор К. Ларсен в Орхусе сумел основать в 1963 г. новый гербарий и всего через 10 лет довести число образцов в нем более чем до 200 тыс.

Самой большой ошибкой было бы рассматривать историю развития гербариев как историю простого количественного накопления материалов. Наоборот, решающим и ведущим в этом развитии, от самых первых начатков до сегодняшнего дня, было непрерывное расширение сферы научного использования гербариев и возрастающее понимание их значения и их принципиальной незаменимости для ботанических исследований. Именно этими обстоятельствами обусловливался и количественный рост. В свою очередь, количественный рост позволял ставить качественно новые задачи. Таким образом создалась как, впрочем, и почти во всех отраслях современной науки – своего рода система положительной обратной связи, приносящая крупные научные плоды, но вместе с тем порождающая серьезные организационные проблемы, о которых речь будет идти дальше.

Во времена Линнея гербарный образец документировал собой лишь общий морфологический тип довольно широко понимаемого вида. Для каждого вида Линней считал достаточным иметь один гербарный образец (или очень немного образцов); в мировой флоре он насчитывал около 7 тыс. видов. В первой четверти XIX в. А.П. Декандоль насчитывал уже около 30 тыс. описанных видов растений; общее же число существующих на Земле он оценивал в 100 тыс. Сейчас число видов сосудистых растений определяется, по разным оценкам, в 200–300 тыс.; низших, бессосудистых растений, вероятно, не менее 100 тыс.; еще около 100 тыс. грибов. Названные цифры дают представление о том, какова должна была быть минимальная скорость нарастания гербариев, если они хотели обзавестись хотя бы одним образцом каждого вида. Но с 1820-х и особенно с 1830–40-х годов началось изучение внутривидового морфологического разнообразия, выразившееся в описании многочисленных разновидностей. Это, естественно, потребовало значительного дальнейшего расширения гербарной документации, ибо один образец уже стал недостаточным для того, чтобы полностью представлять морфологию вида.

К середине XIX в. как самостоятельная отрасль ботаники выделилась география растений, основным методом работы которой стало составление карт ареалов. Естественно, что с одним гербарным образцом, представляющим общий морфологический тип вида, да даже и с десятком образцов, представляющим ряд морфологических разновидностей, составителю карты ареала нечего делать. Ему нужно, чтобы в гербарной коллекции имелись образцы из всех основных частей ареала вида. И требования к детальности географической информации продолжают непрерывно возрастать. Например, мы в Европейской части СССР уже хотим знать не только видовой состав флоры каждой административной области, но и то, распространены ли отдельные виды на всей территории той или иной области или же только в некоторых ее частях. Выдвинут и уже начал осуществляться международный¹ пpoeкт картирования всех видов (около 20 тыс.) флоры Европы по квадратам со стороной в 50 км. В Европейской части СССР таких квадратов более 2100.

Следовательно, гербарный образец стал носителем не только информации морфологической, но также и информации географической.

После того как в конце XIX – начале ХХ в. стало ясно, что ламаркистские представления о «наследовании приобретенных признаков» несостоятельны и что, следовательно, внутривидовая изменчивость не может быть просто объяснена прямым влиянием среды, возникла проблема изучения внутривидовой генотипической изменчивости и соотношения этой изменчивости с экологическими и географическими факторами. Разработка этой проблемы тоже оказалась необходимо связанной с гербарной документацией. Так гербарный образец оказался еще и носителем генетической информации.

Когда в начале нашего века начали развиваться митогенетические и кариосистематические исследования, поначалу они не сопровождались гербарной документацией. В результате значительная часть полученных данных оказалась полностью обесцененной, так как нельзя было проверить, у каких же именно растений было проведено исследование. Сейчас общепризнано, что каждое определение числа хромосом у какого-либо вида растений должно одновременно сопровождаться депонированием гербарного образца того растения, которое было исследовано. То же относится и к работам по поиску естественных активных веществ, хемосистематике, сравнительной анатомии, интродукции растений и т.п. Один крупный селекционер недавно говорил мне, как он сожалеет, что не сохранил от всех своих скрещиваний и всех этапов отбора надлежащей гербарной документации.

С конца XVIII – начала XIX в. на гербарных этикетках стали довольно точно обозначать место сбора растения. Благодаря этому существует возможность по гербарным материалам устанавливать изменения в составе флоры той или иной страны за последние 1,5–2 века. Оказывается, некоторые виды за это время сократили область своего распространения, а иные, наоборот, завоевали новые территории. Например, в Московской области на рубеже XIX–ХХ в. орхидея Cypripedium guttatum не была исключительной редкостью; теперь же стала таковой — и притом, по-видимому, не только в результате воздействия человека. С другой стороны, уже в послевоенные годы в Московской области появились отсутствовавшие здесь раньше полусорные растения Epilobium pubescens и Оеnоthеrа rubricaulis (причем первое из них стало очень обычным). Так как виды родов Epilobium и Oenothera трудны для распознавания и часто даже опытными ботаниками определяются ошибочно, без гербарной документации любые сведения о появлении вышеназванных пришельцев не могли бы быть достоверными. Таким образом, гербарный экземпляр оказывается еще и документом историческим. И эта роль, по мере изменения природы человеком, очевидно, будет все более возрастать. Некоторые гербарные образцы скоро смогут даже оказаться документами палеоботаническими – последними остатками исчезнувших видов.

Гербарии не стареют морально

По мере того как углубляются наши знания растений, мы в каждом гербарном экземпляре различаем все больше и больше деталей, извлекаем из него все большее количество информации. Собранный в качестве документации для одной работы, гербарный образец в дальнейшем становится исходным материалом еще и для многих других исследований. Работа по принципу расширенного воспроизводства – норма существования научного гербария: каждая связанная с гербарием исследовательская тема должна давать пополнение и увеличение научной ценности коллекций; в свою очередь, рост коллекций должен вести к постановке все более широких и глубоких исследований. Замечательное свойство гербарного образца, отличающее его, например, от лабораторного оборудования, – то, что этот образец практически не стареет морально. Сухие растения, собранные пятьдесят, сто и более лет тому назад руками Палласа, Ледебура, Турчанинова, Пржевальского, Комарова и многих других «стариков», как знаменитых, так и менее славных, но, может быть, не менее преданных ботанике, – не только вызывают в нас благоговейное волнение, когда мы теперь берем их в руки, – эти растения в полной мере продолжают служить науке и будут еще служить неопределенно долго. Образцы, по которым впервые были описаны те или иные виды, сохраняются как эталоны, определяющие правильное применение видовых названий (это так называемые «номенклатурные типы»). По определениям и различным замечаниям наших предшественников, которые мы находим на гербарных этикетках, мы видим, как работала их мысль, и лучше понимаем то, что было ими написано в опубликованных трудах. Во многих случаях, не видя гербарных образцов, нельзя понять и написанного. Таким образом, гербарий – не только собрание растений, но и огромный аккумулятор мысли и труда многих поколений ученых.

Люди, мало соприкасавшиеся с гербарным делом, нередко спрашивают: а не слишком ли старомодно это учреждение – гербарий – для нашей эпохи бурного научно-технического прогресса? Не пора ли заменить пропахшие нафталином и вековой пылью склады сухой травы элегантными и компактными, модерного дизайна компьютерами? Надеюсь, из изложенного читателю ясно, что сделать этого нельзя. Гербарный образец всегда дает нам возможность как проверять старую информацию, так и извлекать в дальнейшем – из этого же образца – все новую и новую. Компьютер ни на то, ни на другое не способен. Если мы определим растение ошибочно и заложим эту ошибку в компьютер, не сохранив гербарного образца, то ни исправить ее, ни даже обнаружить ее мы никогда не сможем. Отказавшись от гербария в пользу компьютера, мы только в техническом отношении оказались бы на уровне конца ХХ в.; в научно-методологическом же отношении мы вернулись бы к XVI в. Компьютер может играть по отношению к гербарию только подсобную, но никак не главенствующую роль.

С той самой поры как гербарий стал главной основой работы по систематике растений, т. е. уже в течение двух веков, систематикам приходится слышать колкие замечания о том, что они-де отгородились от живой природы и высохли сами как их растения; что изучать систематику по сухим образцам нельзя, уже хотя бы потому, что при этом якобы невозможно учесть влияние среды на растения, и т.д. Подобные упреки проистекают из элементарной неосведомленности. За очень редкими исключениями, систематики не только изучают готовые гербарные образцы, но и сами их собирают. И собирают не бездумно и автоматически, как роботы, а всегда в процессе активного наблюдения и анализа живой природы. Это дает систематику знакомство с поведением сотен и тысяч видов в сотнях и тысячах разных природных ситуаций, т. е. такой запас наблюдений над отношением растений к среде, какого нет и быть не может у экспериментатора, всю жизнь изучающего действие немногих факторов на немногие виды растений. Разумеется, успешно работать в области систематики (особенно видовой) может лишь исследователь, который активно владеет подобным запасом наблюдений и который понимает природу растений настолько, чтобы по гербарному образцу быстро и с высокой степенью достоверности уметь заключить, что в этом образце принадлежит генотипу, а что обязано влиянию каких-либо необычных внешних обстоятельств. Работа на живых растениях, хотя и всегда желательна в систематике, тем не менее настолько подвержена различным ограничивающим обстоятельствам, связана с такой затратой средств и времени, что лишь в некоторых специальных аспектах и частных случаях может оказаться более эффективной, нежели работа с гербарием.

Несмотря на огромное расширение арсенала методов ботанической систематики – использование цитологии, генетики, химии, счетных машин и т.п. – нет сомнений в том, что главной основой и опорой работ по ботанической систематике в предвидимом будущем по-прежнему останется гербарий. Не случайно в недавно вышедшем сборнике, посвященном современным методам систематики, три первых статьи посвящены гербариям².

Современные тенденции развития гербариев

Каково же современное состояние гербарного дела, каковы новейшие события в жизни гербариев, тенденции их развития, их нужды и трудности?

Во всем мире сейчас существует 15–20 гербариев, которые можно назвать крупными, или перворазрядными. Они имеют по 2–5 млн образцов, большие специальные библиотеки и регулярно публикуют значительный объем научных трудов. Это гербарии Королевского ботанического сада в Кью (под Лондоном), Британского музея (тоже в Лондоне), Нью-Йоркского и Женевского ботанических садов, Гарвардского университета в Кембридже (США), Музеев естественной истории в Париже, Стокгольме и Вене, Национальный гербарий США в Вашингтоне и еще некоторые другие зарубежные гербарии. У нас к этой группе принадлежит гербарий Ботанического института АН СССР в Ленинграде, фонды которого приближаются к 5 млн образцов. На базе этого гербария в 1930–60-х годах был создан капитальный, получивший широкое мировое признание труд – 30-томная «Флора СССР»; общее же число крупных и малых работ, выполненных целиком или частично на материалах этого гербария, трудно даже подсчитать. Сотни специалистов из других отечественных и зарубежных учреждений ежегодно посещают этот гербарий для справок и для проведения работы.

 Гербарии, имеющие в своих фондах от 200 тыс. до 1,5–2 млн образцов, можно относить к среднему калибру. Не будучи ведущими учреждениями мирового ранга, такие гербарии тем не менее чрезвычайно важны не только в региональном, но и в общегосударственном масштабе, У нас в СССР важнейшие гербарии средней группы находятся в Киеве (Институт ботаники АН УССР, более 1 млн образцов), Ташкенте (Университет, около 500 тыс.), Томске (Университет, около 400 тыс.), Москве (Университет, около 400 тыс.), Тбилиси (Институт ботаники АН ГрузССР, около 300 тыс. образцов). Эта группа, вероятно, скоро пополнится и еще несколькими, сейчас быстро растущими гербариями (так, например, в Алма-Ате, Ереване, Баку, Главном ботаническом саду в Москве и др.).

Гербарии, имеющие меньше 150-200 тыс. листов, уже не могут служить достаточной базой для широких, соответствующих современным требованиям, работ по систематике, но они крайне нужны и ценны как региональные центры флористических исследований и документации. Такие важнейшие ботанические труды, как республиканские и региональные «флоры» («Флора Крыма», «Флора Азербайджана», «Флора Литвы», «Флора Эстонии» и др.), создавались преимущественно на основе именно этих – малых, по нашей классификации, – региональных гербариев.

Нижнего предела размеров гербария, за которым можно было бы считать коллекцию ненужной и бесполезной, не существует. Любая гербарная коллекция имеет ценность, если она надлежащим образом собрана, оформлена и доступна для научного использования всем, кто бы в ней мог иметь нужду. Коллекции же, которые почему-либо недоступны для специалистов, – это, конечно, мертвый капитал.

Наиболее характерная черта современности в гербарном деле – все более широкое развитие взаимопомощи и сотрудничества не только в рамках отдельных стран, но и в плане международном. Мы все более проникаемся сознанием того, что каждый гербарий, вне зависимости от его ведомственной подчиненности, является звеном единого гербарного содружества, единой системой ботанической документации, что его фонды являются общим достоянием науки и что ответственность за их сохранность, развитие и использование – это не административная отчетность перед начальством, а моральный долг и моральная ответственность перед наукой и обществом. Сейчас практически ни один гербарий не отказывает никому в возможности ознакомиться с его материалами, Обычной стала высылка подчас даже крупных и ценных партий гербарных образцов, для исследования коллегам в других городах и странах, даже за океан. Целый ряд крупных флористических работ ведется на основе международного сотрудничества гербариев (например, «Флора Европы», «Ареалы растений европейской флоры», «Флора Ирана» и т.п.). На основе сотрудничества отечественных гербариев подготавливается большая коллективная «Флора Европейской части СССР». Общение между гербариями облегчается наличием международного справочника («Index Неrbаriorum, 4 изд., 1964; в текущем году должно появиться 5 издание). Справочник по гербариям СССР подготовлен И. Т. Васильченко и, надо надеяться, будет скоро издан. Существуют также разного типа справочники и путеводители по отдельным крупным гербариям, ориентирующие в составе коллекций и облегчающие пользование ими.

Как долго будет продолжаться рост гербариев? Не подошли ли мы к моменту, когда пора сказать: «Хватит! Уже собрано все, что заслуживает быть собранным!». Нетрудно видеть, что прогноз в отношении гербария целиком зависит от прогноза в отношении тех отраслей ботаники, которые так или иначе нуждаются в гербарии. Исчерпана ли каждая из тех проблем, ради которых собирался и собирается гербарий? И исчерпан ли сам круг возможных проблем, которые могут нуждаться в гербарии? Очевидно, на оба вопроса ответ может быть только отрицательным. Что касается круга проблем, то мы уже видели, что начиная с самого момента появления гербариев он непрерывно расширялся и нет причин думать, что это расширение закончилось. Не прекратится, конечно, и развитие каждой отдельной проблемы. Взглянем для примера только на одну – пожалуй, самую простую проблему – флористику, т. е. учет географического распространения видов.

На этикетках гербарных образцов XVIII в., а отчасти еще и начала XIX в., место сбора растения указывалось обычно в очень общей форме: «Сибирь», «Кавказ», «Индия», «Северная Америка». Поверхность нашей планеты еще казалась бесконечно большой, а обследованные ботаниками территории по сравнению с ней исчезающе малыми – поэтому какой мог быть смысл указывать точные пункты местонахождений? Если же мы обратимся к современности картина окажется резко отличной. Теперь наше сознание пронизано мыслью об ограниченности нашей планеты и ее живых ресурсов, об необходимости их точного учета и максимального сбережения. Соответственно изменились и требования к флористике. Так, в «Атласе британской флоры», вышедшем в 1962 г.³, за единицу ботанического обследования взята территория квадратов размером 10 × 10 км. Достигнут предел детальности флористического учета? – Оказывается, нет: в 1972 г. появляется «флора» графства Уорикшир, где для площади в 2,5 тыс. км² (т. е. примерно 25 квадратов вышеупомянутого «Атласа») учтено 175 тыс. отдельных местонахождений растений; при обработке такого материала уже не удалось обойтись без компьютера⁴. Бельгийские ботаники выпускают атлас бельгийской флоры, где учет проведен по квадратам 4 × 4 км⁵, Нам, обладателям просторов в миллионы квадратных километров, такая детальность кажется сейчас ненужной и даже несколько смешной. Однако англичанам и бельгийцам, в их небольших странах, видно, уже не до смеха. Но, если поглядеть хорошенько, разве нет уже и у нас районов, где надо учитывать флору столь же тщательно? А пока что даже такие крупные территории, как области Европейской части РСФСР, в большинстве своем еще не имеют полной и современной флористической инвентаризации: детальные флористические исследования еще и теперь могут выявить десятки видов высших растений, ранее в данной области не отмеченных. Например, недавно А. Д. Михеев⁶ пополнил список флоры Ульяновской области 68 видами; автор этих строк⁷ список Волгоградской области – 40 видами; во флоре Московской области, хотя она и изучена гораздо лучше других, исследованиями автора⁸ установлено наличие еще 12 новых – заносных, но прочно вошедших в местную флору видов. Это все речь о сосудистых растениях. – А что же сказать, например, о мхах, флора которых вообще изучена крайне слабо!

Говорить, что флористике угрожает исчерпание, следовательно, не приходится.

Проблемы хранения фондов и подготовки кадров

Наряду со значительным прогрессом, в гербарном деле нарастают и определенные трудности. Важнейшие из них две: проблемы хранения фондов и проблема кадров. Как уже было отмечено выше, с течением времени возрастает информационная ценность каждого гербарного образца. Если, скажем, за 50 лет количественный состав гербария увеличится вдвое, то научная его ценность возрастет вчетверо. Поэтому ценность таких гербариев, как, например, в ботанических институтах в Ленинграде или в Киеве, просто неизмерима, и в случае утраты она никакими средствами не сможет быть восстановлена. Условия же хранения этих ценностей остаются на уровне полувековой или даже вековой давности; резервы емкостей исчерпаны, и нормального пополнения новыми поступлениями не происходит (а такой гербарий, как ленинградский, должен пополняться – судя по другим гербариям такого же ранга – примерно на 50 тыс. листов в год). В результате коллекции начинают отставать по новизне и полноте, страдают от пыли и насекомых, преждевременно разрушаются от нерегулируемого режима температуры и влажности, от тесноты и неудобства пользования. За последние 10 лет ряд крупных мировых гербариев перешел в новые современные хранилища (Женева, Вашингтон, Эдинбург; в процессе перехода гербарий Кью; проектируют новые хранилища Нью-Йорк и Копенгаген). Основные современные требования к гербарному хранилищу: герметичность шкафов, возможность а любое время безопасной для людей дезинсекции, разобщение хранилища от рабочих помещений, регулирование температуры и влажности. Несомненно, назрела необходимость постройки современного хранилища, с необходимым резервом емкости, и для нашего центрального гербария в Ленинграде.

Проблемы несовершенства условий хранения и дефицита емкостей остры и в большинстве других наших гербариев. Особенно трудно небольшим учреждениям – кафедрам областных вузов, краеведческим музеям и т.п., – которые должны бы были вносить гораздо более существенный вклад в увеличение общегосударственного гербарного фонда и делать для изучения своей местной флоры значительно больше, чем делают сейчас. Впрочем, здесь часто первопричина трудностей не столько материального, сколько морально-психологического порядка. Во-первых, это то, что можно было бы назвать гипнозом компьютера: получить большие деньги на покупку ЭВМ, даже если она потом состарится без работы, иногда бывает легче, чем небольшие – на приобретение («фи, какая старомодность!») гербарных шкафов или на устройство фотолаборатории⁹. Во-вторых, к сожалению, иногда и в местных энтузиастах флористики и гербарного дела коренится зло, которое может свести на нет все их усилия и достижения: зло это – изоляционизм, недопонимание того, что небольшой местный гербарий только тогда силен и ценен, когда он мыслится как часть единой гербарной системы, когда даже само его оформление сделано в расчете на включение этой коллекции в общий научный оборот. Если же этого нет, если гербарий не доступен для пользования никому, кроме его создателя, если этикетки никто не может расшифровать, – такой гербарий неизбежно будет обречен на деградацию, забвение и гибель.

В росте средних и мелких гербариев мы очень нуждаемся, ибо в общесоюзном масштабе наши гербарные фонды еще недостаточно велики. Если сложить их все вместе, то на душу населения придется всего около 0,04–0,05 гербарного образца. Может быть, нам и нет необходимости непременно равняться на некоторые небольшие страны, где гербарное дело по давней традиции пользуется особым вниманием и где на душу населения приходится по 0,5–1 гербарного образца (как в Швеции, Швейцарии, Финляндии), но все же 0,05 – слишком мала; если же отнести число накопленных гербарных образцов к площади нашей страны, то недостаточность гербарного фонда станет еще яснее.

Остра и проблема гербарных кадров. Использование богатства и разнообразия растительного мира никто не считает устаревшей идеей и никто не хочет от нее отказываться; наоборот, на растительный мир планеты взваливается все более и более тяжелая нагрузка. И тем не менее нет недостатка в «передовых» голосах, утверждающих, что изучение многообразия растительного мира и его распределения по лику Земли – это занятия совершенно устаревшие и отжившие, ибо они возникли еще задолго до эры ДНК и ЭВМ.

Хотя постоянно нарастающий интерес систематиков к ДНК и ЭВМ и удачное изобретение словечка «биосистематика» несколько облегчают положение систематики, а флористика несколько поддерживается поисками лекарственных растений и природных химических соединений, в целом все же обстановка не очень благоприятна для роста высококвалифицированных гербарных кадров, Перед лицом нарастающей, как снежный ком, проблемы сохранения живых ресурсов биосферы это положение не может не вызывать тревоги: мы не должны оказаться без людей, способных квалифицированно ориентироваться в многообразии растительного мира. Следовательно, совершенно необходимо, чтобы гербарии получили больше внимания и поддержки со стороны общественности и органов, руководящих организацией науки.

УДК 582:001.4

¹Кроме того, cyщеcтвуют еще и многие другие, более детальные проекты картирования флоры различных стран Европы, а также и различные схемы картирования флоры других континентов. Литературу по этому поводу см. в заметке Х. Тралау и А. К. Скворцова. «Ботан. журн.», т. 58, 1973, № 2.

²А. Cronquist, J. Р. М. Вrеnаn, J. МсNeill. The continuing role of herbarium in modern taxonomic research. Modern methods in plant taxonоmу (ed. V. Н. Heywood). L. – N. Y., 1968.

³Atlas of the British Flоrа, editors F. Н. Perring and S. М. Walters. Edinburgh – L., 1962.

⁴D. А. Cadbury, J. G. Hawkes. А computer mapped flora. А study of the county of Warwickshire. L. – N. Y., 1971.

⁵Е. vаn Rоmраеу, L. Delvоsаllе. Atlas de la flora Belge et Luxembourgeoise. Bruxelles, 1972.

⁶«Ботан. журн», т. 53, 1968, № 5.

⁷«Тр. ботан. сада МГУ», 1971, вып. 7.

⁸«Бюлл. Главн. ботан. сада АН СССР», 1973, вып. 87, 88, 90.

⁹О гипнозе моды см. С. Каlkmаn. Keeping up with the Joneses. «Тахоn», v. 15, 1966, N 5.

Рекомендуемая литература

Е. М. Лавренко, А. К. Скворцов, А. Л. Тахтаджян, В. Н. Тихомиров, Б. А. Юрцев. ГЕРБАРИИ: ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ОБЩЕСТВА, СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ. «Известия АН СССР, сер. биол.», 1973, № 1.

С. Ю. Липшиц, И. Т. Васильченко. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГЕРБАРИЙ СССР. Л., «Наука», 1968.

А. К. Скворцов, Г. М. Проскурякова. ГЕРБАРИЙ ГЛАВНОГО БОТАНИЧЕСКОГО САДА АН СССР. «Ботанический журнал», 1973, № 1.

J. H. Веаmаn, R. С. Rollins, А. Н. Smith. ТНЕ HERBARIUM IN ТНЕ MODERN UNIVERSITY. «Тахоn», 1965, N 14.

INDEX HERBARIORUМ (compiled by J. Lanjouw and F. А. Stafleu), 5 ed. Utrecht, 1964.

S. G. Shetler. ТНЕ HERBARIUM: PAST, PRESENT, AND FUTURE. «Proceed. Biol.
Soc.», v. 82, 1969 (Washington).